Если ты не видишь, что твоя душа — вечна, тебя фактически нет. Писатель Юрий Вяземский о XXI веке, который остался в прошлом

Я давно пытаюсь восстановить храм в небольшом селе Прискоково в Костромской области. Стен там почти не осталось, икон тоже почти нет, а те, что есть, — очень простенькие, похожие на подмалевки. Небольшая паства — пожилые люди, готовые пешком ходить в этом храм издалека, иногда за несколько километров. И вот когда присутствуешь на богослужении там — в полуразрушенной большевиками и временем церкви — и смотришь на этих людей, вдруг появляется ощущение, что ты находишься в очень величественном храме. Возникают ассоциации в ранними христианами, которые молились в пещерах, катакомбах, сараях. И в каком-то смысле те храмы там были намного более грандиозными, чем нынешние величественные. «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал», — написал Владимир Высоцкий. Наверное, если люди внутри храма помнят о горячей молитве, то это и есть главное золото храма.

23 августа в Вознесенском кафедральном соборе г. Новосибирска Патриарх Кирилл сказал: «Главное — это не стены, это живые люди. Самым великим украшением храма является не роспись и не красивый иконостас, а люди, которые его наполняют». Эта мысль Святейшего Патриарха чрезвычайно глубока. И замечательно, что, прозвучав в храме в Новосибирске, и обращена была в том числе к находившимся там архиереям и священникам. Тем, кто знает разные глубины, разные ипостаси слова «храм». Думаю, некоторые из современных священнослужителей далеко не всегда так остро чувствуют, что главное в том доме Божьем, куда они входят, — это люди. И важно, чтобы эти люди шли за Христом, и чтобы ты им в этом помогал. 

Патриарх как бы отвечает тем скептикам, которые считают, будто религия — дело прошлого и человек, живущий в XXI веке, может без нее обойтись. Это и вправду позиция многих. Но я убежден, что если религия в прошлом, то и XXI век уже в прошлом, и такой скептик тоже вместе с ним в прошлом. Его нет, он не живет — ему только кажется, что живет. Потому что без религии жизни нет. Земля существует уже четыре с половиной миллиарда лет, и, Бог даст, должна просуществовать еще три с половиной миллиарда лет — так утверждает наука. И вот если на эту ось — 8 миллиардов лет всего — положить 80 лет средней человеческой жизни, то даже под электронным сканирующим микроскопом мы этот ничтожный отрезочек не увидим. Это не мгновение, это просто «пшик». И если на этом фоне ты не веришь, что твоя душа — вечна, то тебя фактически нет…

Когда вступаешь в религиозное поле, начинаешь задумываться, для чего ты живешь, что такое жизнь и смерть, что было до того, как тебя не было, и что будет после того, как тебя уже не будет. Ты волей-неволей начинаешь себе эти вопросы задавать — и тут неминуемо должен обращаться к религии, потому что ни философия, ни искусство, ни наука в этом не помогут — это как раз специфическая сфера религии.

На лекциях по культурологии я каждый год рассказываю студентам о трех путях познания: искусство, наука и религия. Пространство науки — это, что психологи называют «экстраверсией»: ученый изучает окружающий мир. Пространство искусства — это то, что психологи назвали бы «интроверсией»: художник заглядывает внутрь себя и изучает свои чувства, мысли и т.д. А сфера религии в этом контексте — это хроноверсия: это попытка соединить прошлое, настоящее и будущее. «Порвалась дней связующая нить, как мне обрывки вновь соединить?» — написал Борис Пастернак, выдав это за перевод шекспировского «Гамлета» (хотя у Шекспира в оригинальном тексте мысль звучит совсем по-другому: Гамлет сравнивает время с вывихнутым суставом, который он должен вправить). Но зато слова Пастернака очень точно характеризуют религию. Люди, которые жили давно, продолжают жить в тебе, Христос, воплотившись и придя на землю, становится частью лично твоей жизни, когда ты с Ним общаешься, у Него учишься и хочешь за Ним идти — все это реальность, увидеть которую дает возможность только религия.