Элементы культурного кода

Наша культура литературоцентрична. Одна из немногих, кстати. А русская литература XIX века — вообще квинтэссенция русской культуры, как нам убедительно показал и рассказал Владимир Романович Легойда.

Если мы не читаем — мы как будто лишаем корневую систему нашего цветка воды и питания. Плюс от света солнечного прячем этот цветок в темный чулан. Без литературы наш культурный код чахнет и загибается.

А значит, текст может быть важнейшим элементом наших бизнес-процессов. И эффективным инструментом коммуникации и инструментом развития когнитивных навыков и способности думать сложно и образно.

В нашей компании мы текст очень уважаем. Любое дело начинаем с двух бумажек:

- концепция деятельности, 
- и концепция оргмодели.

В концепции деятельности пишем, почему должны в этом деле победить. Как формулируем цели, как формулируем методы и как видим причины собственной конкурентоспособности? В концепции оргмодели описываем, как это все будет организовано и взаимоувязано?

Вспомним Владимира Ивановича Даля:
«русский тот, кто говорит и думает по-русски».

Если культурный код мы изображаем цветком, то у цветка обязательно должен быть стебель и корневая система. Так вот язык и есть стебель и корневая система, питающая и удерживающая любой культурный код, а наш особенно.

Бережное отношение к языку во внутрикорпоративных коммуникациях — это то неочевидное, что добавляет жизненных сил нашим коллективам.

У нас одна из корпоративных норм — как раз про пухлословие. Про тот самый язык, который своей обтекаемостью и невнятностью маскирует безответственность и непрофессионализм.

Мы утверждаем, что использование «пухлых» слов в коммуникациях — это свидетельство нежелания человека занимать однозначную позицию, брать конкретные обязательства, отвечать за свои поступки, давать оценки, принимать решения, другими словами — это признак ухода человека от ответственности за то, что он делает. Признак беспомощного непрофессионализма.

Долго не мог пристроить в ромашку культурного кода штуку, без которой ну совсем никак.

Добавлять лепесток — не то. Заменить и что-то убрать, тоже мимо. А когда Василий Викторович Ванчугов укорил (как же вы про красоту то забыли), то, слушая его, вдруг понял, как это все можно изобразить, не ломая концепции. Надо просто раскрасить наш цветок, чтобы стало красиво).

И Федор Михайлович с его «красота спасет мир» туда же. В Фоме, кстати, хорошая статья на тему.

Достоевский совершенно четко разделяет красоту на высокую и низменную, то есть горнюю и земную. Человек соединяет в себе две эти противоположности, и в этом — опасность и ужас красоты. Часто земная красота, лишенная духовного начала, принимается за красоту истинную. Она несет в себе гибель, ведь в лучшем случае — она лишь отблеск горней красоты. (отсюда)

Антон Павлович о том же — «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли...»

Так вот, если в организации вашего дела «красота», или «высокий уровень стилистического совершенства», — это обязательная часть всего, к чему прикасаетесь, то вы тем самым создаете мощнейшую созидательно преобразующую силу для ваших людей.

Лепесток про «государство» был незакончен. Исправляюсь.

Источники внутренней силы человека, которые формирует «отношения с властью»:
 
• Устойчивость системы управления

• Готовность много упорно работать под началом тех, кому верят.

• Естественность восприятия авторитарной модели управления (модель, которая обеспечивает выживание в кризис)

• Собор, как наиболее эффективная организационная модель управления (включающая жизненные силы людей внизу иерархии).

• Русская бизнес корпорация в международных отношениях не может быть «оторванной от государства» (как действуют западные глобальные ТНК, как наднациональные институты). Жизненную силу нашим социальным системам добавляет их привязка к конкретной территории и государству.

• Решение значимых для государства задач (оборона, космос, продбез, образование и тд) добавляет жизненных сил коллективам («жила бы страна родная и нету других забот»)

Вызовы социального конструктора:
 
• Безынициативность и смирение перед самодурством. Начальству виднее. Ждем приказа.

• Сваливание в авторитарную модель вне кризиса. А значит блокировка свободы творчества в периоды, когда необходимо развиваться.

• Дистанция власти и самовыключение из гражданских институтов. «Моя хата с краю». Пусть кто-то сделает, а я попользуюсь.

• Неадекватность  и иррациональность поведения, если открывается «меня здесь просто используют?» («царь-то не настоящий), заканчиваются лимиты терпения и человек начинает «бунтовать», теряя адекватность.

• Одиночество руководителя (группы лидеров), это цена, которую должен быть готов платить руководитель. Что бы он не делал для своего коллектива он всегда будет «барином». Который с барского плеча «крохами делится».

• Иррациональность требования «успешности». Правитель (руководитель) должен быть успешен по признаку завоевания новых земель (новых рынков) или сверхпрорывов (первые в космосе). Неуспешный правитель, какие бы социальные блага не давал людям, за правителя считаться не будет.

Последний элемент культурного кода, предлагаемый к рассмотрению — религиозность или особые отношения с Небом нашего народа.

Лучше Владимира Соловьева об этой особенности не сказать:

«Идея нации не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности».

В пределе эта штука всегда требует ответа на вопрос «Зачем я живу?» Или «в чем смысл жизни?». Поэтому где-то глубоко в структурах бессознательного у нас вшит запрос на гармонизацию отношений с Небом и вечностью.

Источники внутренней силы человека, которые формирует Религиозность:

• Потребность жить в гармонии с Небом, (если вы в своей деятельности вслед за Владимиром Соловьевым задаете себе вопрос «а что Небо по этому поводу думает» и гармонизируете свои дела с этим самым Небом, то это добавляет жизненных сил вашим коллективам)
 
• Значимость сверхсмыслов и образа мечты («идеалы ее святы – они то и спасали в века мучений);

• Сверхценность долгосрочного видения («длинного взгляда» по Аузану)

Вызовы социального конструктора:
 
• Ритуал важнее смыслов
 
• Уязвимость и слабость в социально-экономических отношениях (особенно в модели «разрешено все, что не запрещено и «ничего личного, только деньги»).
 
• Зависимость от экзистенциальных смыслов (переключение в состоянии «лежания на печи» в их отсутствии.)

Источники внутренней силы человека, которые формирует Парадоксальность:
 
• Способность видеть контекст  и природу причин наблюдаемых процессов;
 
• Источник творческого потенциала;
 
• Парадоксальность мышления (искусство, литература, изобретательство, наука,)
 
• Предрасположенность к эмоционально-чувственному восприятию и моделированию

 Вызовы социального конструктора:

• Дорога познания «сатаны» через постоянное подталкивание к выбору.

 • Холодность и закрытость, как защитные механизмы психики.

• Совмещение несовместимого («хочет святости в жизни абсолютной… и он же готов мириться с грязью и низостью в жизни относительной»).

Самый загадочный и самый труднообъяснимый элемент нашего культурного кода. С одной стороны, то, что все описанное выше может переводит в состояние «анти». С другой, именно парадоксальность формирует наш культурный код во всей целостности. Если эмпатия — это его ядро, то парадоксальность — это связующий раствор.

Теория акцентуаций (бессознательных эмоциональных потребностей) выделяет демонстративные  или истероидные народы (жители юга — итальянцы, испанцы и тд), отмечает упертых или паранояльных (немцы и народы рисовой культуры). Мы по этой шкале — представители шизоидного типа. Постоянный поиск ответа на вопрос «зачем?» (в пределе «в чем смысл жизни?) — это как раз следствие шизоидности (не путать с шизофренией).

И в этом же заложена страшная циклическая ошибка эмпатичной общины. Когда приходит кто-то и говорит «ну…так и быть давайте теперь я», ему все становятся благодарны. Потому что при выборе власти эмпатичный человек бессознательно переносит свою внутреннюю этику на рвущегося к власти, и у него нет ни слов, ни возможности даже вообразить противоположного по целям и методам человека. 

Он преклоняется не реальной власти, а образу, построенному в собственной психике. Искренне веря, что правитель со всей трепетностью думает о каждом, преодолевая невероятную боль, с постоянно щемящим сердцем разрывающимся от страданий, тем не менее все-таки выполняет свой долг.

Как это проявляется сегодня?

Если вам повезло встретить талантливого ученого или инженера, чистого сердцем. И если он вам поверил и с восторгом на вас смотрит, то упаси вас Боже использовать его в режиме «ничего личного». Как только до него дойдет, что «вы не такой», он вас проклянет. И начнет вести себя абсолютно иррационально. И даже в нейтральные отношения никогда не вернутся.

Огромная территория, которую занимал русский народ постоянно имела враждебное окружение с Запада и Юга. И чем более увеличивалось пространство жизни русского человека, тем более зависим он становился от сильного государства, которое могло бы защитить от внешних врагов и внутри страны порядок поддержать. Отсюда сверхценность государства в нашем культурном коде. Как пример, поведение Ермака, который вместо создания своего княжества преподносит Сибирь государю.

Но потребность в сильном государстве упиралась в практически непреодолимое препятствие.

Русский человек в силу своей эмпатии избегал власти, особенно в военном деле. Для эмпатичного человека отправить кого-то на смерть, а особенно того, кто эмоционально значим, практически равносильно тому, чтобы отправить на смерть сына, дочь, внука. Этот психологический механизм формировал подсознательное стремление избегать власти. И славяне нашли решение своей проблеме. Приглашали сильных правителей со стороны.
 
Но у носителя русского культурного кода и представителя власти существует одна трудно решаемая проблема. Неадекватность восприятия власти самим народом.

Эмпатия и невозможность самостоятельно брать на себя ответственность руководить, рождает у русского человека бессознательное преклонение и благодарность перед тем, кому эту «адскую» работу делегируют. В этом принципиальная разница между европейским и российским народовластием. Бердяев отмечает именно эту нашу особенность — «русское преклонение власти, а не выбор власти».

собственную, то в таком человеке неизбежно будет развиваться жертвенность. Только природа этой жертвенности отличается от жертвенности рациональных индивидуалистов.

Если в обществе индивидуалистов жертвенность — это героический поступок на грани фанатизма, то у эмпатичного человека жертвенность — это рациональное признание необходимости делать свое дело на благо общины и рода.

Жертвенность эмпатичного человека — это не поиск подвига. 
Это способ найти облегчение на сердце, через помощь другому.

Источники внутренней силы человека, которые формирует Жертвенность:
 
• Предрасположенность жертвовать личными интересами ради другого («Общее выше частного»);
• Способность работать в коллективе;
• Способность посвятить жизнь ближнему (Марфа из «Скрипки Ротшильда» Чехова)

Людям приходилось добиваться максимального результата за короткое время. Работали и днем, и ночью. Трудились и женщины, и дети, и старики. То есть необходимость сверхнапряжения входила в жизнь с малых лет и была нормой до конца жизни. Все это сформировало еще одну базовую характеристику русского культурного кода — способность к кратковременному усилию, то есть героизм.

Но есть у такого «геройства» и обратная сторона — полное непринятие монотонного, ответственного, дисциплинированного и ежедневного труда.

Именно этот элемент задает русскому культурному коду максимализм и героический тип. Поэтому, вся наша культура прославляет героев. И здесь же лежат причины, почему культура наша не прославляет средний класс, купцов и дельцов. Если максимализм и героизм — основа культуры, то средний класс — это люди, согласившиеся на компромисс. А компромисс несовместим с героизмом.

Источники внутренней силы человека, которые формирует Героизм:

• Способность к сверхусилию на коротком временном отрезке;
 • Готовность отдать всё (в пределе — умереть) за мечту.

Эмпатия 2-го рода формирует естественность этих «передряг» и даже чувство смирения перед неизбежностью разных «клизм». Когда вся жизнь — один сплошной «геморрой» (то отец зацепил, то брат ерундой страдает и всё  пропускаешь через сердце), то весь этот негатив становится естественным фоном. И формирует даже иррациональные ожидания, что такое «правильная жизнь». 

Именно из этого свойства в нашем культурном коде сформировано спокойное отношение к климатическим несуразицам. 
 
Источники внутренней силы человека, которые формирует Некатастрофичность мышления:

• Стрессоустойчивость
• Терпение («у меня сплошные передряги»)
• Гибкость и адаптивность
• Предрасположенность к педагогике, потому что педагогика — это непрерывная дорога боли. 
 
Вызовы социального конструктора:
 • «Авось», «небось» и «как-нибудь». Как следствие, необходимость встраивания компенсирующих «костылей» в бизнес-процессы, если вы занимаетесь производством еды или у вас опасные условия труда.
• «Еж птица гордая, не пнешь не полетит». Если «клизмы» и «передряги» — это норма жизни, то язык санкций, чтобы обратить внимание человека на что-то важное, может быть, не услышан. 
 • «Пока рак на горе свистнет». 
 • Смирение перед неизбежностью «клизм» и «передряг». Когда можно собраться и предупредить проблему через подготовительные мероприятия (ППР например), приходит родное и выключающее — «чему быть, того не миновать».